- Сколько бы мир ни называли сном бога, мир не поменяет суть ни ближе, ни дальше от такой трактовки... - Джул влез пятернёй в подсохшие лохмы на затылке. - Видишь, я замутнее высказался. Не хочу злоупотреблять твоим вниманием и подсовывать какие-нибудь корявые концепции, но иногда намного первобытнее фигурок Великой Матери выглядит огонь или отпечаток человеческой ладони. Ты чего..?
"...С волосами делаешь?" Гилмора не волновала участь классической "селёдки", которую Клемент скрутил в узел, но обращаться вот так с русалочьей гривой казалось неправильным, даже оскорбительным. С другой стороны, не учить же взрослого мужика ухаживать за собой. Если он умудрился отрастить шёлковые патлы до крестца, подвязывая их галстуком, то уж как-то обойдётся без указаний. Джул похлопал на Клемента глазами и вернулся на диван.
- ...думаешь, что почитание Марии похоже на поклонение языческим богиням или идее женственности? Её исключительность не в том, что она красива, или хорошо печёт индейку, или поёт и танцует. Даже не в том дело, что она способна рожать - это физиология, а не залог воспроизводительной силы земли или природы в целом. Она праведна, через неё пришёл спаситель. Как-то не мудро ставить молитву ей в один ряд с восславлениями Исиды и Тиамат - вроде как широта взглядов, каэш, но... не глубина.
"Ну вот, хотел замолчать одну грубость, вместо неё ляпнул другую." Джул не считал, что думает фуфло, или на фуфловые темы, но и настолько хорошо о себе не думал, чтоб нагружать своим мнением невинных и непричастных слушателей. Несогласен он бывал чаще всего в тряпку, обсуждения острых вопросов избегал, и вот теперь не мог сообразить, какой такой Клемент заговорённый, что так запросто вытягивает из него проявления недовольства. "Бесит он меня, что ли..." Пожалуй, догадка была справедливой - слишком лёгок на подъём, обаятелен, хорош собой, слишком увлечён творчеством оказался этот странный англичанин, слишком свободен от рутины... И слишком здоров, сволочь, как раз сейчас!
Впрочем, Джул уже не чувствовал той слабости и апатии, что на улице, под дождём. Кто бы догадался заранее, что настолько полегчает...
С Клементом вообще не стоило догадываться заранее - чтоб не разочароваться в собственной догадливости.
- Клавиши, вот как... - в неровной ухмылке широкой гилморовской пасти не было смеха, вообще никакого веселья, только внимание, пока он наблюдал за установкой синтезатора. - Надо было понять ещё по тому, как ты рулил шаттлом... - И, может, Джул объяснил бы ещё, как зачаровывают любые, самые обыденные движения рук человека, поцелованного талантом извлекать музыку из инструмента, но не успел - успокоился и стал слушать, почему-то стесняясь таращиться на вспархивающие пальцы Клемента, и одновременно не находя решимости отвернуться. Звуки летели из-под этих пальцев, заполняли комнату по самый потолок, от них Джулу знобило шкуру - колко, тревожно, приятно. Он думал, что умеет держать эмоции на привязи... Что ж, сейчас по его морде можно было бы прочесть красноречивую и наивную оду всем чудесам, в какие люди перестают верить к окончанию детского сада.

"Как это... по-язычески." Но Джул не мог заразить никого своей точкой зрения - ни этого протестанта, не определившегося, верить или нет, но определившегося, как верить, ни любого другого человека. Если честно, Джул даже не был уверен в правильности собственных убеждений. Он считал, что примешивать теплокровные, млекопитающие настроения к мыслям о Богородице, объединять её с сонмом взбалмошных богинь по принадлежности к одному полу - нелепо... Вот только в отношении какой вообще женщины он чувствовал что-то теплокровное и млекопитающее? Физической лаской и воркотнёй он не интересовался, без бытового комфорта и домашних ужинов не страдал. Не доверял ни подругам, ни матери, ни сестре, и не скучал по ним. Отчуждаясь от всего, что не в состоянии дать другой мужик, только женщина, - легко было оставаться при прохладных, выхолощенных религиозных переживаниях относительно образа Пречистой Девы.
В отношении других женщин испытывать то же не было причин. Он не испытывал ничего.
"Я неправильный. Это не поменять. Ни то, ни другое не новость... Может, я не человек? Ящерица? Гриб?" Джул попытался поглядеть на Клемента глазами ящерицы.
Нет, пожалуй, ящерицу не смяло бы теми же эмоциями, когда Клемент попытался привести голос в согласие со звуками клавиш, и привёл, и продолжил... Гилмор съёжился, обхватил и зябко стиснул локти большими костлявыми ладонями. Голос, пробравший по хребту, дозвучал и умолк, а Джула всё лихорадило.
- Ты одним своим видом напугал таксиста, бродишь под дождём едва одетый, еле терпишь рукопожатия - может, и любые другие касания, - но всё равно ценишь тепло? - не понимая, что с ним происходит в присутствии непонятного англичанина, Джул с трудом сдерживал страх и был близок к тому, чтоб начать огрызаться. Он ведь видел многих красивых мужчин, чертовски красивых, ухоженных, раскованных, с роскошными голосами и отточенными навыками охмурять всё живое вокруг, - и всё-таки, сообразно законам природы, к таким диковинам был ещё инертнее, чем к девушкам.
Клемент, чёрт возьми, ни полжеста не сделал, чтоб у Джула сердце подскакивало и застревало в глотке.
- ...Или аспирин забористый, или я впечатлительный, - неловко улыбаясь, Гилмор потёр лоб. - Мне пели ирландские колыбельные... и даже чаще совсем не колыбельные. Могу я тебя на стакан алкоголя обездолить? - он встал и повернул в кухню, где, по словам хозяина квартиры, "было что выпить". - А потом спой ещё, ладно?

- О'Кей, - бросил Джул через плечо, не оборачиваясь.
"Не заперт, говоришь? И от кого б тебе его запирать - от себя? Или, блин, домработницы?" На кухне было темно, - наверное, время суток такое, - и как-то значительно скорее, чем выключатель, Гилмор нашёл дверцу холодильника. А холодильник в качестве источника света уступает, пожалуй, только зажигалке. В мобильности. Нет, никаких "нечаянно дёрнул за первую попавшуюся ручку" не было, даже среди воображаемых оправданий в голове Джула. Он умел чувствовать себя в чужой кухне, как в своей, когда никто не видит.
"Он их что, сам вяжет?" "Они" - мыши, повешенные в запретном холодильнике, - отчего-то заставили вспомнить: у Джула был в школе сосед по комнате, вертел из салфеток человеческие фигурки и сажал их на учебник вместо скамейки... а потом брал по одной и откручивал бошки. Забавнее (и безопаснее) было думать о том, как Клемент, совершенное сочетание маскулинности и ангельской прелести, кропотливо вытягивает крючком нитяные петли одну через другую. Гилмор скользнул незаинтересованным взглядом по брикетам лепного материала ("Надо же, какой рукодельник...") и полез в морозилку.
Льда не было.
То есть была какая-то фигня, замороженная в резиновых мешках, - но Джул сомневался, что это предназначено для добавления в виски.
Виски, впрочем, тоже не оказалось. Этого Джул искренне не понял.
Он вернулся в холл, чтоб спросить, там ли ищет, однако Клемента в этом проходном помещении без окон, теперь куда более прибранном и менее уютном, не застал... Задумчиво пройдясь до своей куртки, Джул взял сигареты и снова вышел в тёмную кухню.
Никотин всегда вправлял ему мозги. "Чем больше курю, тем трезвее осознаю, что это меня убивает," - отмахивался Гилмор от тех, кто советовал задуматься о вреде курения. Итак, Джул уселся на какую-то мебель (убедившись, что это не стол), подобрал ноги по-турецки и впал в размышления. Точнее, в их отсутствие. Мысли у него у него клубились, кучерявились и текли восвояси, как табачный кумар. "Ему не понравится, что я накурился..." Наощупь, так линяло-рыжий шухер на башке уже высох, можно было рискнуть раскрыть окно и перебраться на подоконник. Хотя чудес от этого ждать не стоило.
На улице сеялся всё тот же дождь, только мельче и реже. Звуки транспорта издалека, а так тишь и густая желтоватая темень. "Который час..." Это было недостаточно важно, чтоб подрываться и искать часы или телефон. Кончилась одна сигарета, Джул закурил вторую, и уже под самый фильтр опомнился, нечаянно коснувшись собственной коленки - он бы холодный, как лягушка. "Да, лучшее средство от простуды - сидеть голым на окне и хлебать виски со льдом." Тихо похохатывая, он вышвырнул окурок, закрыл раму и вернулся к бару.
Виски там чудесным образом не появилось. Джул посмотрел на водку, как на старого врага, и с каменной рожей налил себе вина - всё равно какого, из всей этикетки его интересовало только "сухое" и "белое" - в широкий бокал с плоским дном, для вина не предназначенный никакими выкрутасами этикета. Бросив сигареты и зажигалку прямо в кухне, Гилмор с выпивкой двинул на розыски Клемента.
Успеха он добился не сразу, сначала ему пришлось обнаружить, что гостеприимный хозяин позаботился о шмотках, поскольку стиральная машина своё отшумела. Джул не знал, как у большинства, но его несколько смущало то, что незнакомый мужик возился с его штанами. "Мог бы мне сказать, хозяйственный блин..." Полыхая скулами, как мак, Джул ввалился в очередной дверной проём, где обрёл искомое - возмутителя своего спокойствия, смутителя своих корявых приличий.
С феном.
Который и правда свистал, ревел и дул, как двигатель самолёта.
- Так вот нахрена тебе звукоизоляция! - надежды переорать фен было мало, но Джул попытался. Он никогда не пользовался феном и не представлял, что эти фиговинки способны так гудеть. - Боюсь представить голос твоего пылесоса!

- Я? Красный? - Джул красноречиво не поверил всеми мимическими средствами. - Да ну нафиг.
Клемент выглядел так, будто ему излишне громко крикнули в самое ухо. Дескать, "и незачем так орать". "Ну-ну. Ещё пожалуйся. Фену, значит, можно выносить тебе органы слуха, а мне нельзя? Это потому, что я ирландец? Блин ещё в надушенный платок уткнись." По переменившемуся току воздуха Гилмор понял, что Клемент шаманил с вентиляцией, и почему-то разозлился на это. В самом деле, табачный запах от Джула он почувствовал сразу - у него были все возможности не затевать разговора, не тащить курильщика к себе и не подсказывать ему, что на кухне можно догнаться никотином. "Вот и терпи, пижон."
- А ты чем? - переспросил Гилмор быстро, как мячик отбил. - Тоже треплешься будь здоров.
После двух сигарет и проветривания башки на свежем (лондонском, но всё-таки) воздухе Гилмор чувствовал себя почти нормально, только суховато было в горле и тяжеловато в голове, а так порядок. На удивление, отсутствие в этом доме вискаря как-то развеяло неодолимый шарм Клемента, Джулу стало проще подбирать слова, чтоб что-то сказать аномально красивому англичанину... Что дыханье в зобу больше не спёрто, Джул заметил только сейчас, но сразу приободрился. Прошагав вглубь комнаты, отведённой под студию, он забрался на стул, подобрав ноги под задницу по-турецки, как сидел в кухне.
Там казалось, что поза экономит место, которого и так было немного, здесь - можно было расположиться и шире. С другой стороны, Джул довольно удачно выбрал "островок" среди потоков воздуха, гонимых по белёному бункеру вентиляцией: на него самого вроде не дуло, хотя в сложенных на столе башнях из тетрадей то и дело шевелились листы. Если холл казался таким местом, куда по вещичке, по шмотке стащена целая жизнь Клемента, то в студии, вроде как, складировалась целиком его работа. Даже немного неловко было находиться тут с вином, примерно как в театре с едой и напитками, - и уж точно нельзя ставить это кощунственное вино на рабочую столешницу, наверняка чистую лабораторной чистотой.
- Я занимаюсь такелажем, - пригубив вина, Гилмор поставил бокал на оттопыренное колено и перестал обращать на него внимание. - Лучше на малых парусниках, хотя в команде брался и за трёхмачтовики. Я могу его ремонтировать и монтировать с нуля. Я получаю кайф от этого, и мне за это платят. Но если у тебя нет яхты, я тебе ни к чему. А если яхт нет и у твоих знакомых, ты меня не продашь... - смерив Клемента взглядом снизу вверх, Джул смешливо оскалил половину рта. - Похоже, что ты не знаешь и не можешь придумать, на кой же чёрт меня подобрал. И вот что..! - он решительно хлопнул себя по колену. Не по тому, где стояло вино. Бокал колыхнулся от общего движения фигуры, но едва ли был под угрозой падения хоть миг. - Я тебе не помогу. Понятия не имею, к чему ты можешь меня приспособить... Извини. - Джул подумал и добавил, - в жизни не видел ничего бесполезнее бутылки Клейна и моего трёпа.

- Был я на галерах, - Джул показал руками галеру, и этой воображаемой галерой как будто отгородился от скептического взгляда Клемента, - игрушечных.
Увы, нарисованный жестом кораблик показал себя плохой преградой. Гилмор так и замер, уронив руки на скрещенные лодыжки, и только глазами хлопал на англичанина. "Он меня что... отчитывает? Эй, я же сказал, что мой трёп бесполезный, а не я сам!.." Клемент смял и вышвырнул историю, как лист неудачной писанины, и отчасти этот комок, конечно, расправился - у историй есть своя упругость, - но возводить башни догадок и ложного понимания всё равно было не с чего.
Джул ему не верил.
Во-первых, потому что вечно врал сам. Худо-бедно Гилмор схавал бы то, что Клемент ("Ещё и имя... Когда так называют в наши-то времена?") сбежал из семинарии, но заводской рабочий? Этот-то эталонный богемный ангел? Сценарист, исполнитель, со специализацией в мюзиклах? Щас!
Во-вторых, если бы Клемента действительно прибило на откровенность, если бы в его выпаде не было лицедейства... "Да ладно, на кой чёрт ему сдалось изливать душу ирландцам? Думал, я поведусь на эту драму с вибрацией головного резонатора? Теперь что, подойти и укутать тебя моим полотенцем?"
Врать себе Джул научился раньше и лучше, чем кому бы то ни было другому. Он злился на Клемента, подозревая его в игре, но не перебивал, подчиняясь сильному, побеждающему другие эмоции любопытству.
- Где же теперь твоя Руфь, Мартин, и как ты выжил..? - даже как-то и не вслух, а просто немного обмяв выдох губами, спросил Гилмор. - Не было похоже, что прикосновений ты боишься. Они тебе приелись.
Внятнее - не требовалось, хоть замечание еле разобрал сам Джул. Он не ждал ответа, да и воздух комнаты принадлежал уже не его голосу. Голос исполнителя, выбившегося из рабочих, заполнил всё пространство под потолок, и будь тут окно - стёкла, наверное, жалобно дребезжали бы от звука... Так казалось Джулу из-за того, что у него самого как будто что-то давило на грудь - ощущение, знакомое тем, кто имел глупость стоять прямо под сценическим динамиком во время концерта, - хотя никакой сокрушительной мощи исполнения не предполагалось и не было. "Этот тип опасен. У меня от него лёгкие коллапсируют... а мне ещё столько лет курить..."
- Нет, Мартин, ты утонул... - так же, едва оформляя отдельные слова движениями губ, вздохнул Джул вдогонку откатывающей волне звуков, одной из многих, между которыми становилось очень легко и пусто где-то в гортани. - ...Ты не выжил, но даже с того ровным счётом нифига не поменялось...

Джул уставился в ответ, вскинулся на взгляд, как на окрик - широкие зрачки мелко дёргаются, загривок скруглён, будто попался на поедании сосисок или заточке когтей о коллекционную мебель... Уже в следующее мгновение он успокоился, непонимающе сдвинул брови к переносью - одна выше другой, - то ли Клемента молча спрашивая, в чём провинился, то ли себя, с чего подогнался.
- Тебя... - это было настолько очевидно и без вариантов, что Гилмор даже удивился необходимости сказать об этом. - Что тебе больше всего нравится, лучше всего удаётся, на что у тебя есть настроение. Чтоб без лишних расшаркиваний: я судовой рабочий из Сиэтла - ты же не думаешь, что у нас с тобой на слуху одно и то же?
"А ещё я сын Бидди Джойс, и если это определяло бы мои музыкальные пристрастия - у нас на слуху было бы СОВСЕМ не одно и то же." От сына вроде Клемента Бидди была бы в восторге - такой талантливый, такой певчий... Правда, мюзиклов она не одобряла: "Это музыка легковесная и очень далёкая от бога." "Зачем ты здесь, ма? - не понял Джул. - Я не звал. Уходи, ладно?" И, в общем-то, её здесь не было, с её печалью о том, какой ребёнок ей достался, с её представлениями о праведном и грешном. Она и догадываться не могла, где сейчас Джуэл.
Как-то вдруг, на волне, на подъёме голоса Клемента - изменчивого неуловимо и ловко, впору каждой песне, но всё-таки узнаваемого во всём по тембру, силе, полнозвучию - Джул ощутил ошеломительную свободу. Он был тут, и не был виноват в том, что находится тут. Он тянул вино, по его коже и под ней, в каждой вене катился живой голос, и плясали по клавишам пальцы англичанина, и так хорошо было смотреть на него, уверенного, умелого, вдохновенного в том, что делал...
"Я не хочу, чтоб это кончалось."
Семья, Изумрудный Город, пикап в боксе, насильственно превращённом в гараж, - всё показалось далёким, почти нереальным... Хотя, по пикапу Джул, пожалуй, скучал, всё же родные четыре колеса. Но по всему остальному - едва ли. Гилмор чувствовал глубокое, праздничное согласие с тем, чтоб было так: ночь, заваленная за собачий час, странный местный, и никуда не нужно срываться, и убивать время до того момента, как понадобится сорваться, тоже не нужно. Глупо цепляться за одно впечатление, пусть бы и самое всеохватывающее. Джул знал. Однако знал и то, что никогда не забудет, как на секунду горячо пожелал остаться в городе и в жизни Клемента, который наверняка понятия не имел, почём такелажник в Сиэтле и кто такая Бидди Джойс.
- Если наглею, то так и скажи... - Джул пожевал губу, - Спой что-нибудь из Петрарки. Красиво же, блин... - окончательно смутившись, он опустил глаза в пол и присосался к бокалу.

Отредактировано Джул Гилмор (26.03.2013 16:39:37)

ОФФ: СПСГ... В цвету!
- Я же говорил, у нас на слуху не одно и то же.
"Ага, у судовых рабочих из Сиэтла на слуху Петрарка, у лондонской богемы Блок - вот и разобрались." Это было забавно ровно до того мгновения, когда Клемент снова уверенно уложил пальцы на клавиши, и в голове у Джула стало просторно, светло и ветрено. "Почему это так действует на меня..?" В этом подготовленном пространстве, как в чистой комнате без мебели и с окнами настежь, водворился голос, опять и иначе, уже ничего не ломая, не бушуя и не перекрывая Гилмору гортань. Зато Клемент пригвоздил его к месту взглядом, и собственный позвоночник Джула принял сторону англичанина - не желал гнуться, не пускал повернуть голову и отвести глаза.
"Что ты хочешь мне сказать? Что я должен услышать?"
Да уж, с кружевами иносказаний у Петрарки было как-то... проще.
И ещё Джул не верил Клементу. "Господи, это же артист, он бабки делает на том, что у лопухов вроде меня запускается рецидивирующий катарсис." Страшно было выставить себя дураком, купившись на продуманную фальшивку под видом задушевного откровения. Страшно было облажаться, придумав всё это, и свою же выдумку приняв за чистую монету. Страшно было оказаться лицом к лицу с тем, что это - настоящее. Тут Джул уж совсем не знал, что делать, за двадцать шесть лет жизни не озаботился узнать. Он таращился на Клемента, не в силах порвать или потревожить сцепку взглядов, и чувствовал, как горят скулы.
Не порадоваться было и тому, что Клемент сам избавил его от затянувшихся гляделок, слишком пристальных для дружбы и слишком многосмысленных для вражды, - хитрый мерзавец просто умолк, бросив Джула в одиночку выбираться из молчанки! Гилмор же был категорически неспособен на дипломатию, даже на словесную ловкость. Он словно сделал что-то неоднозначное, и теперь должен был объяснить свой поступок - так, чтоб его верно поняли, а не оскорбились и не захлопнулись, как устрица.
"Ну вот куда меня несёт? Ненавижу людей, вечно у них всё с подвохом..."
- Это похоже на приглашение, - решился Джул. Он вообще умел разговаривать, даже давясь паникой. - Ты боишься выглядеть по-дурацки, если скажешь: я тебе подхожу, но ты ещё сам не понял, зачем. Я боюсь выглядеть по-дурацки, если поверю в то, как истолковал намёк... Я не ломаюсь, правда, - он отпил вина, покатал бокал в ладонях, - я просто хреново разбираюсь в людях. И я не стану психовать, если ошибаюсь - ну попустил здравый смысл по тангенсу, с кем не бывает... Ты ищешь кого-то, с кем не будешь один и кого не будешь бояться? Я перевираю? Я должен верить? Я подзастрял в тринадцати годах?

Джул уставился в ответ, широко моргая. Если бы ему сказали, что он зеркалит мимическую картинку, изображённую англичанином, то он не поверил бы. Если бы сказали, что сознательно превращает её в шарж, - тем паче посмеялся бы. Его физиономия в сравнении с правильным лицом Клемента вообще смотрелась шаржем. Но заветренные углы широкого рта дрожали, тянулись в шутовскую ухмылку - Гилмора завело и понесло.
- Клемент, ты спотыкаешься на улице о курящего, мокрого, страшного как смертный грех ирландца и везёшь его домой, поболтать об эскизах на обложки дисков. Ты! Допускаешь! Ирландца! В свой бар! - Джул выразительно покачал бокалом, подняв вино высоким захлёстом на стенки. - Конечно, ты ищешь компаньона. Но не просто компаньона, такого ты нашёл бы в своей тусовке - у тебя ведь есть богемная тусовка, а? Куда же без неё, не в вакууме работаешь. Тебе нужен тот, кто будет принадлежать не твоему кругу общения, не твоему образу жизни, а тебе и только тебе. Заполучить - как два пальца, тебе и девчонка, и мужик отдадутся с потрохами, ты же видел себя в зеркале. И опять - мало этого... - голос сошёл на хрип, Джул торопливо глотнул, даже поперхнулся слегка, но не заткнулся, - Нужно, чтоб предпочли тебя, а не твою вывеску. Ну так вот! - впервые Джул допустил небрежность в обращении с выпивкой, резко долбанул дном бокала о колено. Вино плеснулось, несколько капель разбилось о его руку. Он слизал эти капли, как ни в чём не бывало. - Это обо мне ты грезил, белокурая бестия. Это я - под воздействием музыки, жаропонижающих, болеутоляющих, никотина и белого сухого из твоего бара. Просто ты от меня не отделаешься, я там ещё не всё выпил. Об кого запнуться на улице, тоже по себе выбирают. И мне нравится Блок, но на мне это написано не так чётко и не в том месте, где у богемы, - ты взял меня, не их. И ты говоришь - "не против"? Только-то? - Джул громко фыркнул, наполовину чихнул. - Иди обниматься, лучший парень на планете! Впрочем, не ходи, я пошёл прокуривать твою кухню и выкачивать твои закрома!
Залпом навернув остаток вина, Джул стёк на пол и прошествовал, куда собирался, вышагивая в полотенце горделиво, как в горностаевой мантии. В дверях он оглянулся и посмотрел на Клемента, улыбаясь с извиняющейся, чуть плывущей с нездоровья мягкостью: "Шучу я как дурак, прости. Не в обиду, правда."
- Скоро вернусь...
В полутёмной кухне он привычно распахнул раму - теперь казалось, что света с улицы более чем достаточно, - и устроился на подоконнике, спиной к простенку, выставив одно колено под мелкий дождь. Ему было легко и спокойно, ни вины за лже-психологический монолог, ни опасений, что Клемент начнёт морщить зад. "Обидится - всего-навсего выставит меня."

Первую Джул скурил и не заметил, всё ещё колбасило. За вторую взялся потому, что хотелось. Третья ушла вдогонку, чтоб подумать. На четвёртой подряд Джула обычно начинало ненавязчиво мутить, к тому же он замёрз, так что решил остановиться. Закрывая окно, он видел, что небо приобрело грязную, городскую сумеречную прозрачность: должно быть, подступало утро.
"Я и правда проторчал тут столько?.."
Дома Джул швырял часы прямо на пол, около кровати - там же ночевал его телефон, иногда какое-нибудь чтиво или бутылка светлого. Здесь... куда он дел часы здесь? Гилмор порылся в куртке и раньше часов нашёл мобильный. Взвесил в руке... Нет, ему была нужна не эта вещь. Часы, да. "Чёрррт... что мне делать, если я бросил их в джинсах?" Могло ли так получиться, не вспоминалось, но Джул доскрипел извилинами до того, чтоб пойти и проверить.
"Они могли и под дождём накрыться, я же промок до трусов..." - с каким-то блаженным равнодушием думал он через минуту, ощупывая карманы. Часов не нашлось и там, зато штаны бесспорно высохли, и Гилмор поспешил их напялить - облачаться было чертовски неудобно, пока не догадался зажать телефон под подбородком и освободить обе руки. Стиранный деним всегда сидит на ляжках как вторая кожа, сильно карманы не нагрузишь, и Джул пошёл вдоль книжных шкафов, вертя сотовый в руке...
Отчего-то стрёмно было возвращаться к Клементу. Как будто наговорил лишнего.
"Вызвать такси и уехать? Так всё равно адреса не знаю. Остаться?.." Клемент ведь не гнал, просто... Джул не знал, почему даже домашние мохнатые твари вроде кошек уходят подыхать прочь, но сам склонен был действовать точно так же. Единственный, к кому он мог обратиться хоть на каких-то правах знакомства, был Эбби Ли.
Точнее, Джул обязан был обратиться к Эбби.
Он втопил кнопки панельки на сотовом в нужном порядке, приложил раскладушку к уху... Гудки. Один за другим, долгие. Они болезненно отдавались в голове, но в общем не раздражали и мало значили, Гилмор их и не считал, даже отвлёкся совсем на другое - зацепил взглядом знакомую обложку, открыл дверцу шкафа и вытянул книгу за корешок.
- ..Какого #@& тебе надо?! - рявкнула трубка.
Джул крупно вздрогнул, выронил телефон, как-то успел поймать его, прижав локтем к боку, сунул книгу подмышку, чтоб взять сотовый и снова поднести к уху... Как-то справившись с этой суетой, он стал осторожно, чтоб больше ничего не уронить, пятиться к дивану.
- Эбигейл!
- *7&%$@* &^5 тебе Эбигейл! Знаешь, сколько времени!? - буйствовала трубка.
- Не знаю, Эбби, - признался Джул, - Я приболел. Вот слушай, - он развернул книгу ближе к концу и почёл короткий абзац, - "Жизнь стала мучительна, как яркий свет для человека с больными глазами. Она сверкала перед ним и переливалась всеми цветами радуги, и ему было больно. Нестерпимо больно."
- #$я в горошек! - сипло заорал Эбби, - С кем ты там %7#2* приболел?!
- Я нашёл его, - вздохнув, Джул терпеливо объяснил, - Мартина Идена. Почти настоящего.
- На бошку ты приболел, с...ка!
- На работу не приду, худо очень, - перешёл к сути дела Гилмор.
- Оно и видно. - Эбби перестал орать, и это было так внезапно, что не сулило ничего хорошего. - Гуляй, шкура, но за каждый пропущенный день будешь должен мне неделю. И постарайся вернуться до того, как я повышу до двух.
- Рабовладелец... - фыркнул Джул трубке, которая разразилась короткими гудками отбоя.
Задумываться над содержанием разговора было лень, мучительно лень. Гилмор примерился к дивану, уронил телефон на пол у одного его края, обозначив так изголовье, и лёг. Ещё несколько минут он бегло шарил взглядом по строчкам, подцепляя и потирая пальцами край следующей страницы, точно не терпелось перевернуть, но строчки плыли, плыли, прыгали и разбегались, и попытки сосредоточиться вызывали тяжесть и боль в висках, а чувство сделанного дела - звонка к Эбби - отпустило на волю, позволило хребту и рассудку быть вялыми. Джул закрыл глаза и уже не заметил, как упала из рук книга.