Для внутреннего Зверя ничего не значат доводы разума.
Вроде: «он порвет тебя на куски». Или «просто перекусит пополам, как зубочистку».
Но Ал бежал.
Только поэтому Эрих следовал за ним – не разбирая дороги, перескакивая на ходу через заборчики, цепляя «когтями» деревянную стружку.
Ал был рядом – чуть впереди или позади на пол-шага, сзади по-прежнему шлепало чудовище,  драться с которым было все равно, что пытаться проткнуть кухонным ножиком… хорошо, пускай «финкой» тот самый синий «вольво», на который они сделали ставку.
На полном ходу, ага.
Но Эриха «удерживал» только Ал. Если бы тот остановился хотя бы на мгновение, Эриху стало бы не нужно «следовать», бежать за кем-то.
Ветер со свистом трепал уши-гребни. В очередном палисаднике Эрих зацепил розовый куст, и к запаху гнилой крови примешался сладкий аромат раздавленных цветов. Потом опять был забор.
А потом – бассейн.
Эрих даже не подумал затормозить перед подрагивающей перламутрово-синей гладью, из-за подсветки бассейн напоминал дешевое магазинное желе. Ал и оттолкнулся – точно, как будто от желе, чтобы втянуть его в прохладную воду.
«Когти. Брюхо».
Эрих понимал сейчас с трудом.  Вода сомкнулась над макушкой, но руки – и когти отделяла от поверхности только тоненькая пленочка воды.
Просто «оттолкнуться» вовремя.
Вонзить. Рвать. Брюхо.
Внутреннего Зверя это вполне  устраивало.

Это вышло само собой.
В тот момент, когда крокодилья пасть оказалась в каком-нибудь метре-полутора от лица Александра, он сделал усилие, чтобы рвануть прочь, преодолевая сопротивление воды... и пришел в себя уже на другом конце бассейна, судорожно цепляясь за бортик.
А потом был рев мотора и удар.
Крокодил весом в полторы сотни фунтов взлетел, как какая-нибудь жаба - довольно упитанная жаба, и приземлился в кусты, Александру даже почудилось удивление на вытянутой зубастой морде. Чоппер пошел юзом, вспахивая дерн у бассейна, и остановился, врезавшись в изгородь. Заднее колесо, оказавшееся в воздухе, все еще крутилось.
А потом Александра придавило ужасом.
Он не видел лица Лероя, тот стоял против света, но чувствовал, что тот не просто зол - в бешенстве.
"Главное - шляпу не потерял", - мелькнуло в голове Александра, пока он боролся с желанием разжать пальцы и опуститься на дно бассейна рядом с Эрихом, и застыть там, скорчившись в позе эмбриона, пока это все наверху само собой не рассосется.
Если бы не Лерой, они бы не испытывали желания удрать с гонок, чтобы избежать встречи.
Если бы не Лерой, сейчас в бассейне была бы кровавая каша, с внутренностями аллигатора или с их с Эрихом.
Получается... он спас их?
Хотел убить - и в итоге спас?
Это никак не укладывалось у Александра в голове, но почему-то показалось, что Сир бранит их как расшалившихся, но любимых детей, причем не только его, но и гангрела-рептилию, и все никак не получалось повернуть голову, чтобы хотя бы посмотреть, принял Орк свой обычный облик или нет. Александр чувствовал себя щенком, который ползет на брюхе к хозяину, чтобы вымолить прощение за лужу, которую надул в прихожей.
Впору ненавидеть себя - слабого, мокрого и жалкого.
Еще и в нос попала вода. Александр совсем не аристократичным движением вытер ее рукавом, таким же мокрым, как и все остальное, и все-таки сделал движение к лестнице - выбраться наверх.

Ужас немного отступил.
Стало легче, Эрих даже фыркнул в сторону присмиревшего крокодила-гангрела, едва удержавшись от того, чтобы показать ему язык или средний палец.
Удерживало в том числе присутствие могущественного сородича. На самом деле, если бы вместо Лероя здесь был кто-нибудь из стаи Эриха, даже не сам Кето – именем мифического морского чудовища называл себя Сир Эриха, но хоть кто угодно, - их бы уже рвали в клочья.
Может, из огнеметов. Может, вместе с хозяевами бассейна.
В каком-то смысле, Шабаш был лучше Камарильи: если в Шабаше тебя хотели убить, это происходило в отрезке времени от пяти секунд до одной ночи. Правила игры у Камарильи были сложные, как покер Омаха, и зачастую простое «прикончить вон того чувака» занимало целые годы.
Но в конце концов, все заканчивалось одинаково.
Вот и сейчас, Эрих мог только догадываться, что будет дальше. Поэтому он просто пожал плечами, когда могущественный Тореадор осмотрел его, словно заспиртованного двухголового младенца в колбе.
- Здрасте, - сказал он. – Э… приятно познакомиться и все такое. Если что, я Ала не трогал, наоборот…
Он прикусил язык и заткнулся.
По крайней мере, крокодил поджал хвост не хуже нашкодившего щенка. Эрих, наверное, смотрелся приблизительно так же, но стыдно не было. В конце концов, кем он был, если не щенком?

Отредактировано Эрих Майер (31.05.2013 22:39:56)

Александр некоторое время пялился в спину Орка, пока тот волок мотоцикл через сад к калитке - снова пересекать чужие дворы было по меньшей мере неосторожно, это понял даже гангрел, - а потом глянул в сторону дома: не загорелся ли где свет, не маячат ли в окнах головы перепуганных хозяев? Но дом оставался тих и пустынен - либо хозяева крайне крепко спали, либо отсутствовали, либо... решили предоставить нарушителям спокойствия разбираться самим, попутно набирая номер службы спасения. Лероя, похоже, это ничуть не волновало - он отчитывал их с Эрихом, будто напроказивших школьников.
И привычка повиноваться настолько въелась в Александра за проведенные рядом с Сиром полвека, что он ответил:
- Они хотели, чтобы мы сами залезли в мышеловку. Мы были другого мнения... И нет, мы с Эрихом не братались... - последней каплей стало упоминание Сиром шабашевского ритуала, и Алекс внезапно озлился: - Какого дьявола происходит, Лерой? Ты послал своих подручных нас убить? Так давай, закончим с этим прямо сейчас!

Эрих переглянулся с «крокодилом», который сейчас являл собой просто хмурого качка – будь он человеком, можно было бы сказать «с похмелья».
Как никогда хотелось убраться подальше.
«Блин, ториковские разборки», - думал Эрих, сунув руки в карманы. Если честно, он вообще не мог понять претензий Ала к Сиру – да и наоборот. Мелочь существует, чтобы ее кидать в мясорубку.  Выживает сильнейший. Если повезет, однажды ты заберешься повыше и сам станешь раздавать подзатыльники и тычки, а мелочь будет ползать перед тобой на брюхе.
Все честно.
Наверное, у них там как-то по-другому… конечно, Ал никогда не пытался кинуть Эриха в заведомо проигрышный бой, или что-то такое, но они-то были равными. А вот что большие шишки жертвуют мелочевкой – закон природы.
«Я нифига не понял».
Кажется, гангрел был отчасти с ним согласен.
- Слушай…те, - к сильному стоит обращаться уважительно, это Эрих помнил. – Там нас куда-то хотели засунуть. В смысле, в сауну. Если это не ловушка, и вы не собирались нас убить, то…
Да-а, стоило драть когти, чтобы потом вернуться к тому, с чего начали.
- Ну, в общем, если там никакой особой подставы, то может и сумеем.
Не очень хороший способ отвлечь, наверное. Но этот пижон того гляди снимет с Ала шкуру живьем, или как там между собой Тореадоры разбираются. Уж лучше в сауну.

Александр почувствовал себя самым настоящим щенком, которого натыкали носом в лужу.
Лерой, за исключением того, что встряхнул, как грушевое дерево, вцепившись в мокрые насквозь отвороты пиджака, даже не тронул его, а ощущение было, будто надавал пощечин. Залез в грудь и выдернул все внутренности, оставив лишь пустую оболочку.
В один момент покинула и злость, и желание драться, Александр смотрел на Сира, смаргивая натекавшую с волос воду, которая вытекала из уголков глаз почти настоящими слезами.
Если бы он мог, он бы заревел, как мальчишка - да, глупый мнительный мальчишка. Не справился, не понял, не оправдал доверия. Он так долго думал, что Лерой просто ухватился за удобный повод избавиться от "неполноценного" птенца, так лелеял эту мысль, так с ней сроднился, что сейчас в прямом смысле рушился мир, долго и заботливо выстраиваемый вокруг себя.
Лероя он любил, как никого другого в жизни и не-жизни, наверное, оттого так сильно и старался потом возненавидеть - и сейчас смотреть, как он уходит, было невыносимо. И Александр знал, что бежать следом и говорить: "Прости, я не знал, я думал, я не понял..." - бессмысленно.
"Еесли тебя уронили в выгребную яму, ты должен встать так, будто ты ушел в эту самую яму от общества уронивших".
Александр сжал губы, чтобы не выкрикнуть это "Прости меня!" в спину Сиру, а потом просто опустился на траву, где стоял, как будто из ног враз исчезли все кости. Фигура Лероя удалялась, почти неразличимая за пеленой натекавшей в глаза воды.